Паладин перенёс меня себе на колени, обнял лицо и страстно, глубоко поцеловал.

— Вкусная моя… Огненная… — принялся стягивать платье с плеч, ведя жаркими губами к грудям. — М-м, какие тяжёлые!

— Генри… — засмущалась я, тая от истомы.

Поддавалась ласке, лихорадочным поцелуям и раздеванию.

Сделалось жарко, и хотелось поскорее скинуть всю одежду. Ослабшими от трепета пальцами я расстегнула на Генри камзол и повела по груди ниже и ещё ниже, пока он не застонал.

Резким порывом, более резким, чем хотел, паладин приподнял меня, чтобы освободиться от ставших тесными брюк. И вошёл.

Невольно улыбнулась совету папы не надевать панталон, прильнула к Генри и настойчиво принялась раскачивать бёрдами у него на коленях.

— Желанная…

— Генри… Ещё… Смелее…

— Беатрис… Трис… Любимая…

— Да, Генри! Да! Да! Да-а-а…

Мы сплелись, стали единым. Мы любили друг друга, и весь мир вокруг воссиял торжественным Светом. А потом схлопнулся до тихой маленькой повозки, возвращающей нас домой.

Я затихла на мерно вздымающейся груди Генри, напиваясь подаренным счастьем, и перебирала его тугие волоски. Он гладил мои волосы и мечтательно глядел в темноту окошка.

Густилась ночь, и снег продолжал опускаться большими хлопьями. Изредка доносились фыркание лошадей и кряхтение возницы.

Ой, как хорошо слышно!... И стоны мои и крики, наверное, были слышны… Как стыдно!

Я закусила губу. Любовница паладина!

По коже пробежала дрожь. От волнения похолодели пальчики, которые Генри тут же сжал твёрдой рукой.

— Ты выйдешь за меня, Беатрис? — произнёс он.

Я подняла голову и поглядела в сияющие серебром глаза Генри. Улыбнулась, обняла его лицо и благодарно поцеловала в губы.

— Как сильно я ждала твоего предложения, Генри! Я желаю быть твоей женой!

Мы снова стали целоваться, а потом снова принялись любить друг друга. И так всю дорогу до дома.====Основному повествованию конец.Завтра будет ещё небольшой эпилог!

Эпилог

Позже Генри рассказал мне, что ещё при первой встрече в лесу, когда я ударила его магией, он эту магию узнал. Я сбежала, но судьба сама привела его в святилище. Он долго терзался сомнениями, глядя на худенькую послушницу. Глаза говорили: чужая, а сердце: родная, моя! Поделиться сомнениями не решился ни с одной живой душой, потому что догадывался, что магистр Ристус замешан в моём исчезновении.

За ужином на первом свидании сомнений у Генри и вовсе не осталось. Погибшая жена сидела перед ним. Но паладин растерялся — я ведь бросила его, стала монахиней. Он спросил, сама ли пришла к нему, хочу ли продолжения. Я согласилась, и тогда он решил начать всё заново. Без давления и требований ребёнка. Пожелал окружить заботой и любовью.

Конечно, Генри решил честно рассказать обо всех вариантах действий с моей магией, решил на детях больше не настаивать, выбор оставил за мной. Мой собственный.

Выйти замуж повторно предложить в тот момент он не мог — всё же носил траур. И каждый раз, когда я намекала о будущем, ему приходилось вилять и уходить от ответа. Хотя он сразу решил, что женится на мне снова через семь лет.

Только одно Генри сделать не решился — рассказать мне о том, кто я. Боялся, что не доверюсь, сбегу, и тогда меня вновь настигнет чёрная рука колдуна. Генри решил сперва уничтожить угрозу, а потом открыть мне всю правду. Считал — так надёжнее.

Но память вернулась ко мне раньше, и я, конечно, сильно разозлилась. Мы поссорились. Тогда Генри поговорил с моим отцом, и они решили разоблачить Ристуса по закону, на суде. Для этого им пришлось пожертвовать моим благополучием и позволить держать в заперти и кандалах.

Но Генри клятвенно заверил, что тщательно следил за моим состоянием, и если бы наступила малейшая угроза жизни, то он совершил бы восстание и похитил меня! Мы бы сбежали и спрятались. Незаконно да, но он сделал бы для меня всё.

Отец не стал рассказывать вперёд меня Генриху о ребёнке, как потом сказал мне: хотел, чтобы я сама насладилась этим чудесным моментом! И да, я до сих пор благодарна отцу,  вспоминая, как лицо Генри озарилось чистым счастьем, на ресницах выступили слёзы, а руки с трепетом сжали меня. В жизни каждой женщины должен быть этот миг!

Свадьбу сыграли в домашнем храме в Ревоше. Леди Элизабет счастливо приняла нас и от новости о внуке так сильно расплакалась, что мы долго все вместе её утешали.

Генри одобрил будущий брак Либретты и Самуэля, когда наша воспитанница достигнет совершеннолетия. Либи была счастлива.

Отец объявил меня наследной принцессой и попросил воспитать достойных королей Света.

Ну, и самое главное, мой любимый муж, магистр Даренфорс, которого избрали Верховным, разрешил женщинам учиться магии наравне с мужчинами и отменил Праведный Суд! Внёс соответствующие положения в кодекс Света. Я преисполнилась счастьем, потому что знала, он сделал это ради нашей дочки, которая росла у меня под сердцем.

И я пообещала Генриху после дочери родить ему самое малое — пятерых сыновей и собираюсь сдержать слово!

Всё, муж зовёт! Бегу!

Бонус-эпизод

— Генриетта! — раздался звучный голос мужа.

Я разлепила один глаз: солнце только-только начинало заглядывать в комнату. Вытянула шею взглянуть на сладкое сопение маленького Фредрика в колыбели — и закрыла глаз обратно.

— Генриетта, где ты? — продолжал Генри из гостиной, смежной с нашей спальней. — Я всё равно найду! Тебя ждёт урок магии!

— Милый, пожалуйста, потише… — простонала я, накрывая голову подушкой.

Но бедной матери так и не дали урвать ещё пару минут сна. В спальню с воплями из прилегающей детской ворвались Роланд и Парсиваль, ударяя друг друга маленькими деревянными мечами, которые сделал для них Генри. Он также сделал для них щиты, шлемы и нагрудные пластины, и мальчики с  утра до вечера сражались. И хорошо, когда оба на стороне Света против сил тьмы! Но иногда они объявляли турнир и громко барабанили друг о друга, как сейчас, например.

— Роланд, детка, ты отдавил маме ногу… — пискнула я, когда четырёхлетний карапуз в деревянных латах прыгнул на постель, защищаясь от пятилетнего брата.

— Я спасу тебя, моя леди! — воскликнул Парсиваль и отдавил мне вторую ногу.

Оба моих глаза распахнулись от неожиданности, и в этот момент заплакал Фредрик.

Пресветлая, мои утра просто прекрасны! Но если ты пошлёшь мне ещё хотя бы один часок сна, я буду самой счастливой женщиной на земле.

— Сейчас-сейчас, мой хороший! — запела я.

Пришлось выбираться из-под тёплого одеяла и брать малыша на ручки. Полугодовалый сынок широко улыбнулся, показав свой первый зубок, и весело загукал, увидев братьев.

Роланд и Парсиваль сняли шлемы и поластились ко мне — рыжеволосые курчавые красавцы, будущие паладины — обняла всех троих и расцеловала. Дети — наша с мужем мечта. Наше великое счастье.

Ох, Генри, скоро ты станешь ещё счастливее… Догадываюсь, что снова беременна, но поделиться с тобой радостью вчера не решилась. А то, зная тебя, следующие месяцев десять-одиннадцать наш секс будет медленным и осторожным и только на мягком матрасе. А я так люблю, когда ты не сдерживаешь себя ни в чём!

Вот, например, месяц назад у папы в замке, на свадьбе Сэмуэля и Либретты, когда ты прижал меня на балкончике верхних лоджий. Врывался в меня страстно и безудержно, а я махала ручкой проходящим внизу леди отчего то очень довольная. А в королевском саду, в гроте за водопадом! А на конюшне по пути в дальние имения во время выезда с целителями! Ох, милый, подожду ещё недельку, прежде, чем объявить…

— Генриетта! — снова прогрохотал Генри за стеной. — Осталось лишь одно место, где я тебя ещё не искал — это мои доспехи паладина! Если ты в них — то выбирайся немедленно!

— Хорошо-хорошо, папочка! Тут я, тут! — прозвенел весёлый голосок.

Раздался грохот железа. По-видимому, Генриетта опрокинула латы, пока выбиралась. Представляю, какие у Генри сделались глаза! Ха-ха — он никому не позволял прикасаться к доспехам, в которых побеждал Тёмного Лорда, они стояли в центре гостиной, и он даже сам протирал с них пыль.